— Понятно, а на кирпичных заводах возле города?
— Какие там уж заводы? Простые печи кирпичные, там глину испокон вручную мешали и руками же кирпич лепили. И сейчас то же самое: привезет мужик глину, так ему кирпич по двенадцати рублей за тысячу отдадут. А ежели не привезет, то уже по восемнадцати рублей… Да из тех заводов только на одном сейчас кирпич и жгут иногда: на старом заводе печь на шесть тысяч всего, ее и на три-четыре тысячи пускать чаще приходится так как мало люди кирпича купить могут. А на новом — три печи на восемнадцать тысяч, ну кому сейчас хоть одну укладку купить денег хватит?
— Со станками ясно. А с рабочими в городе как?
— Да никак, все давно уже по деревням разбежались. Но если вы заводы снова запускать надумали… дома-то у них остались, если работа будет, то и люди обратно в город придут. Даже сейчас уже потихоньку народ возвращаться стал, как доктор в город приехал. Люди-то как рассуждают? Если доктора прислали, значит власть людей лечить собирается. А если людей лечить будут, значит люди в городе нужны — и зачем власти люди в городе если не для работы? Тогда кто уже здесь будет, тот первым на работу и пойдет…
— В принципе логично… Вы, я гляжу, с городом хорошо знакомы. Как думаете, на механическом если станочный парк увеличить…
— Да там разве что один еще станок поставить можно будет, да и то… Места, боюсь, новым станкам там просто не найти. Если для ремонта какого мелкого, то можно и в торговых рядах мастерские со станками устроить, все равно никакой торговли там давно уже нет. На огнеупорных заводах места точно нет, на «Нови» рабочие тоже все станки разом не пускают чтобы плечами не толкаться…
— То есть по-хорошему придется новые цеха строить?
— Это уж совсем по-хорошему будет, но опять же место для завода такого где лучше подобрать? Разве что на заводе Корсакова…
— А это что такое?
— Завод по очистке спирта. Цех, конечно, весь котлами заставлен, но если их убрать… Однако должен предупредить, что у товарищей из Ленинграда на этот завод свои виды были, мне особенно указано следить, чтобы его не разворовали. Но если вы всерьез хотите металлическую промышленность в городе…
— Спиртозавод отдадим химикам, от химии тоже много пользы бывает — так что пока его оставим. А то, что в самом городе для завода места нет, так тут и до околицы недалеко.
— Место есть возле торговых рядов, но там да, места все же немного, разве что на один цех. Можно на пустыре между бумажной фабрикой и заводом «Новь»… но там все же до моста довольно далеко, почти пять верст.
— Огнеупоры же возят? В смысле, возили? И бумагу тоже возят, так что пять верст — это не самое страшное. Тогда последний вопрос: а со строителями в городе как?
— В городе последнее здание выстроено в шестнадцатом году, вроде из Новгорода подрядчик был, но я не уверен. А так мужики сами строят как бог на душу положит… то есть…
— Понимаю, это просто форма речи такая. Ладно, со строителями понятно… Когда ближайший поезд до Угловки?
— Поезд… — улыбнулся Карл Юльевич, — если это можно назвать поездом, то паровоз вагон с бумагой обычно отвозит в воскресенье в полдень. Обычно к нему еще и пассажирский вагон цепляют. То есть иногда цепляют, так что до Угловки лучше всего на дрезине ехать. В любой день кроме воскресенья, всего час с небольшим — и вы уже в Угловке. Только…
— Что?
— У наших железнодорожников оклады по двадцать два рубля. За поездку на дрезине они обычно просят рубль… со всех пассажиров. Помощник мой, конечно, бесплатно катается… но если вас не затруднит… я квитанцию об оплате вам напишу!
— Да я и так отчитаюсь, не беспокойтесь. И вы правы: за работу, приносящую людям пользу, платить обязательно нужно. Значит так договоримся: я сейчас ненадолго в Ленинград, а вы постарайтесь найти рабочих, которые по деревням разъехались. Просто найти, чтобы в нужный момент мне знать где их искать…
А судьи кто?
В успех «нашего безнадежного дела» верила, пожалуй, только Ирина — да и то, скорее всего потому, что не представляла всех потенциальных проблем. Однако «на всякий случай» попаданцы разработали довольно обширную программу дальнейшей своей деятельности. Ну, не то чтобы вот взяли и разработали…
Поначалу Валя, окончательно убедившись в реальности «новой реальности», выдвинул идею «помочь советской власти», причем не «вообще», а очень даже «в частности»: каждому предложил «помочь» стране тем, что тот делать умел. То есть хоть как-то умел, при условии, что сейчас такого делать в СССР никто не умеет. И Валера предложил «помочь» с вольфрамовыми нитями для ламп исключительно потому, что точно знал: до тех технологий, которые он был в состоянии воспроизвести, «своим ходом» не только СССР, но и вообще вся мировая ламподельная промышленность хорошо если после войны доберется. Сейчас проволоку как-то делали в основном немцы, австрийцы и «заокеанцы», но, по мнению Валеры, нынешние технологии были примитивными и «экономически неэффективными», к тому же в СССР и «неэффективных» не существовало.
Собственно, Менжинскому Петр рассказ Валеры и передал «своими словами». Оказалось, что и в самом деле такая проблема в стране была, причем настолько острая, что даже ЧК в решении участвовало. Пользы это участие, правда, приносило немного — стране, а вот попаданцам этой пользы хватило. Пока хватило, официальными бумажками временно задницы прикрыть — но очень «временно»…
А время — оно очень быстро бежало, но и бежало оно не то чтобы даром: к моменту возвращения из Москвы Петра со Светланой Оля составила план. Не как «швейцарские часы», зато относительно рабочий — в чем ей немало помог Митрофан Данилович.
Когда где-то через неделю после попадания общая цель для попаданцев обрела какие-то вменяемые очертания, разговор зашел и о нем, и Вася как бы между прочим поинтересовался:
— Я вот про хозяина нашего не совсем понял: чего он большевиков-то матерно ругал? Как я понял, он с ними практически и не пересекался…
— Ты просто пить не умеешь, — получил он исчерпывающий ответ от родной жены, — вот и пропустил спьяну половину его рассказа. Митрофан до войны был рабочим на Путиловском, очень высококвалифицированным, как я поняла. Одним из трех русских рабочих в пушечном цехе — а все остальные были как раз немцами. А в пятнадцатом перевелся в цех уже паровозный помощником сменного мастера. В начале шестнадцатого, после того как брата его на войне убили, пошел добровольцем на фронт, Георгия вон получил — и был демобилизован по ранению. А когда поправился — решил обратно на завод вернуться, а его как раз большевики и не взяли, причем не взяли потому, что он «рабочий класс угнетал» как помощник мастера. Вдобавок еще и избили, так что он свалил в родную деревню — и снова с большевиками там пересекся, когда те пришли его в Красную армию мобилизовывать. Собственно выселки и выстроили трое таких же бывших солдат, которых всякие борцы за права рабочих окончательно достали…
Оля, припомнив этот рассказ, обратилась к Митрофану Даниловичу за разъяснениями некоторых чисто технических деталей «современного заводского производства». А мужик, поняв, что «баба в рыжей куртке» интересуется всерьез, много ей чего порассказал. И хорошего, и плохого — но при этом и сам понял, что Ольга Дмитриевна очень много чего знает и понимает про заводы. И на естественный вопрос честно ответил:
— Был бы завод какой да начальник нормальный, так почему бы и не вернуться к работе-то?
Вот именно: был бы завод… Так что уже утром двадцать шестого Валентин отбыл по направлению к Ленинграду, прокручивая в голове снова и снова напутственные слова Светланы:
— Сергей Миронович — он типичный представитель большевистских начальников. Малообразованный…
— Если я не путаю, он же институт закончил какой-то? — прервал ее Петя.
— Путаешь, он закончил так называемое Низшее технологическое училище. На наши деньги даже не техникум, выпускник такого мог считаться разве что грамотным чертежником. Но я продолжу: малообразованный, падкий на лесть, популист и неплохой оратор, но как организатор — вообще никакой. Но вот что его отличает от большинства прочих нынешних большевиков — он искренне верит в то, что говорит. И если ему удастся что-то внушить, он будет готов горы свернуть, но внушенное исполнить. Так что давайте, Валентин Николаевич, постарайтесь убедить его в том, что он хочет именно того, что нам надо.