У Сталина к Ольге был всего один вопрос, то есть утром в понедельник один: насколько целесообразно уже сейчас приступать к «восстановлению промышленности на Украине». Хотя особо «восстанавливать» в освобождаемых районах было нечего: немногочисленные предприятия, которые успели эвакуировать, сейчас уже работали на новых местах и никто их возвращать, тем более во время войны, не собирался — но до войны там было довольно много предприятий промышленности пищевой, а людей-то как-то кормить надо было…
Причем кормить Иосиф Виссарионович предполагал в том числе и многочисленных пленных, которых правительство собралось использовать на строительстве всякого разного — а так как в местах, где прошлись разноплеменные фашисты, порушено было очень много, то и стройки намечались как раз на Украине. И вопрос стоял просто: дешевле будет еду возить или на месте выращивать и готовить?
Вопрос, казалось бы, не очень срочный — точнее, не настолько срочный, чтобы звонить в половине третьего ночи. Но это лишь казалось: собственно и пленные, и вообще пищепром Украины шел лишь довеском к вопросу основному и действительно срочному: обеспечению продуктами армий, воюющих в Румынии и в ближайшее время входящих уже в Болгарию. И по подсчетам того же Струмилина существующая логистика вполне эти войска обеспечивала, но лишь в краткосрочной перспективе…
Оля со Сталиным уже успела неоднократно очень плотно пообщаться, и она прекрасно знала, что Иосиф Виссарионович ждет ответ не только «исчерпывающий», но и обоснованный, причем предпочитает подобные обоснования лично выслушать — исключительно с той целью, чтобы о вещах не очень понятных немедленно получить дополнительные пояснения. Так что уже к двум часам дня она (вместе с Ирой, которая практически прекратила «развивать авиацию» и с огромным удовольствием «подрабатывающая таксистом для души») и Светланой — которая, узнав о решаемой проблеме, заявила, что у нее «тоже есть что сказать» — оказалась в Кремле.
— Иосиф Виссарионович, — начала Ольга, — сразу скажу, что в целом Станислав Густавович абсолютно прав. В том, что с нынешними транспортными возможностями мы сможем полностью обеспечить наступающую армию Толбухина примерно еще полтора месяца. Точнее, примерно до того славно дня, когда он подойдет к границам Болгарии. Позже увеличившееся плечо доставки наши возможности серьезно подсократит.
— Так, а какие предложения по поводу дальнейшего снабжения?
— Разрешите я, — в разговор влезла Светлана. — Я думаю, что как только наши войска подойдут к Болгарии, то товарищ Борис Третий немедленно перейдет на нашу сторону.
— Это кто? Я о таком вроде не слышал… кто-то из болгарских военачальников?
— Не совсем, это болгарский царь Борис. Он вообще-то царь неплохой, а что примкнул к Гитлеру, так у него и выбора-то особо не было. То есть был вариант с Гитлером повоевать, но очень недолго. А теперь, когда наша армия сможет его прикрыть… он и как человек очень пророссийски настроен, и идеи социализма ему тоже понятны и, я бы сказала, приятны. По крайней мере любые предложения немцев повоевать против СССР он очень ловко отклонил, серьезно рискуя поплатиться в том числе и жизнью. Я уже Слащеву об этом говорила, в институте вопросы сотрудничества с Борисом проработали… есть мнение, что если Толбухин очень быстро введет войска, достаточно войск, на территорию Болгарии вплоть до северной границы, то по крайней мере до лета продуктами нашу армию болгары как-то обеспечат.
— Как-то — это как?
— Хватит, чтобы с голода не помереть, — добавила Ольга, — но мы-то поставки не прекратим. А еще у нас есть товарищ Жуков, Гавриил Васильевич. В Румынии у фрицев авиации практически не осталось, в Болгарии тоже не будет, так что товарищ Жуков все недостающее легко привезет в Констанцу, Варну и даже, пожалуй, в Бургас. В основном, конечно, через Новороссийск и частично через Керчь и Севастополь, но морские перевозки практически утроят наши логистические возможности на южном фронте.
— Звучит красиво. А если болгарский этот Борис на нашу сторону переходить не захочет?
— Тогда Болгария перейдет на нашу сторону без него. И он, кстати, это прекрасно понимает.
— Остается вопрос о том, сколько дополнительных войск понадобится Толбухину…
— Об этом уже думают Слащев и Шапошников, мы Якова Александровича с собой привезли, с подготовленным планом…
— Я гляжу, у вас для всего есть подготовленные планы.
— Далеко не для всего, этот план у Слащева на скорую руку верстали сегодня утром. Но кое-какие планы, мне кажется, стоит обсудить уже сейчас. Не совсем сейчас, а, скажем, через неделю. С товарищами Молотовым, с Лаврентием Павловичем, еще хорошо бы привлечь товарища Ванникова…
— Это насчет того, — добавила Ира, — что делают в институте Хлопина. Доделывают.
— А почему через неделю?
— Нам кое-что еще подготовить надо, — ответила Ольга. — По персоналиям…
Медленно ракета улетает вдаль…
Ранним утром седьмого января началось наступление Красной Армии в Прибалтике. Ну как началось: несколько сотен бомбардировщиков пролетели над территорией Вымиратов и разбомбили все электростанции, заводы и фабрики, казармы и порты. А несколько десятков тысяч стволов артиллерии перемешали с грязью все оборонительные сооружения троебалтов на фронте. Почти на всем фронте, все же Нарву обстреливать не стали. Но ее и без обстрелов взяли уже до обеда, хотя последующая зачистка города продолжалась еще два дня.
Но главным направлением удара на Прибалтийском фронте было наступление на Августов-Сувалки, где РККА сосредоточила только танков чуть больше тысячи штук — так что наступление «получилось»: Августов был немцами оставлен без боя седьмого вечером, в Сувалки были взяты штурмом к обеду восьмого. Оказалось, что БРДМ с автоматической пушкой двадцать три миллиметра и Т-50 с сорокапятимиллиметровым «автоматом» очень неплохо проявляют себя в городских боях. Ну, это если «боеприпасов немеряно» — но оно так и было. Все же в Гродно получилось сделать очень приличные запасы, а возить снаряды даже на сотню километров, имея несколько тысяч грузовиков на пятидесятикилометровом участке фронта, вполне возможно.
Вечером восьмого Борис Михайлович обсуждал с Яковом Александровичем положение в Прибалтике и ближайшие перспективы наступления:
— Откровенно говоря, меня удивляет лишь то, с каким упорством сопротивляются немцы. Ведь они не могут не видеть, что наступающие части имеют подавляющее преимущество…
— Яков Александрович, германец, как вы и сами знаете, противник очень непростой и упорный. А еще многолетняя, как говорит Светлана Юрьевна, промывка мозгов. К тому же они всерьез-то по этим мозгам еще нигде не получали, подавляющее большинство уверено, что это лишь случайное и временное поражение…
— Так-то оно так, однако наши потери, по моему мнению, неоправданно велики.
— Вы там в Боровичах у себя вконец зазнались! Даже по самым пессимистичным докладам наши потери — причем, прошу отметить, в наступлении, и с меньшими, чем у противника, силами — почти впятеро меньше германских.
— Вот я и говорю: неоправданно велики. В Литве мы теряем в двенадцать раз меньше противника, в Эстонии разница в пятнадцать раз, про Латвию я вообще не говорю, а почему? Мы там снарядов не жалеем, а тут…
— Я весьма уважаю ваш опыт и знания, но все же, согласитесь, вы ориентируетесь на победу в битве.
— И что не так?
— А нужно все же думать о победе в войне. Мы действительно сейчас способны весь фронт с германцами с грязью перемешать за день, но тогда на второй, может быть на третий день нам просто будет не из чего стрелять. А ведь мы растягиваем свой фронт против именно германцев, причем на очень важном для них направлении — и они со дня на день подтянут резервы…
— С резервами вражескими пусть Голованов разбирается, у него есть чем.
— Мы возвращаемся к той же ситуации, почти к той же: Александр Евгеньевич может на этот фронт направить до пяти сотен ДБ-3, Ирина Владимировна еще чуть меньше тысячи Арок, и даже обеспечить все это мощным истребительным прикрытием. Но средний остаточный моторесурс на машинах Ильюшина составляет менее тридцати часов, а на Арках — менее двадцати. При этом Шахурин обещает в месяц поставлять до пятисот моторов к Илам, большей частью с капитального ремонта, а с моторами на Арки вообще пока непонятно, так что приходится нам наступление оплачивать жизнями наших бойцов. Но я опять повторю: потери один к пяти в наступлении — это невероятный успех. Тем более, что благодаря нашей военной медицине больше девяносто пяти процентов раненых восстанавливаются. Да, половина из них в армию, скорее всего, не вернется…