— Светлана Юрьевна, все говорят, вы сейчас в экспедицию едете?

— Ну да.

— Моего оболтуса не возьмете? Я за ним сейчас заскочу, через десять минут готов будет.

— К сожалению нет. Со мной специалисты из Москвы едут, в машине просто места нет.

— Жалко… но вы в следующий раз моего все же захватить сможете?

— Недели через две снова поеду, пусть готовится…

А когда Петя загнал машину в гараж, Светлана сообщила женщинам, что они могут пока воспользоваться душем, потому что еще с час уйдет на плотный завтрак, пропускать который нельзя: ехать еще долго, поэтому обед будет поздний…

Еще она, с Петиной подначки, съездила с ним в «Пятерочку», где парень «слегка» затарился продуктами. Причем, что его весьма повеселило, девушка в магазин поехала уже переодевшись в походную куртку и штаны с десятком карманов на самых неожиданных местах, но такой её прикид почему-то не вызвал ни у покупателей, ни у продавцов в магазине ни малейшего ажиотажа. А когда все грузились уже в машину, она вышла из дома с ружьем в руках. И Петру поначалу показалось, что Светлана в руках держит мосинку, но, приглядевшись, он увидел множество «мелких отличий» и успокоился.

В конечном итоге выехать получилось часов в одиннадцать, и Петр, и до этого прихватив часок на диванчике на веранде Светиного дома, пару часов проспал и в «Газели». Впрочем, за это именно его заставили тащить тяжеленную палатку от того места, до которого машина все же смогла доехать, до планируемого лагеря…

Правда смогла она доехать все же «с приключениями»: где-то через час после выезда мотор как-то с перебоями работать стал. Но Свету это вообще не смутило: она машину остановила, полезла под капот и быстренько поменяла свечу, пояснив сидящей рядом Оле:

— Мотор-то практически новый, но свечи маслом засирает постоянно, а еще раз его перебирать мне лень…

— Так на свечах и разориться так недолго, — отозвалась та, глядя, как Света вынутую свечу аккуратно запихивает в полиэтиленовый пакетик. — Или школа их оплачивает?

— А потом догоняет и еще доплачивает, — усмехнулась та. — Я просто пару запасных с собой таскаю, а дома у меня для них чистилка есть, в Израиле делают, вроде как для очистки вещей в быту. Но народ заметил, что эта гадость даже позолоту с пластмассовых ручек на мебели смывает…

— А она не канцероген часом? — поинтересовалась из салона услышавшая этот разговор Аня.

— Не знаю, но если в неё сунуть грязную свечу на пятнадцать минут, то вынимается свеча уже как новенькая. Да и обычно этим завхоз занимается… но я ему на всякий случай ваши слова передам.

Гульнара Халматовна Халилова в медицинский поступила «по зову сердца», а вот военной медициной она занялась по семейной традиции: военными врачами были и ее прадед, и дед, и отец. Причем традиции в семье были весьма наглядными: прадед получил первое «Красное знамя» в Туркестане (правда еще до того, как молодой орденоносец решил выучиться на врача), второе — в Отечественную, как и дед. Отец, как он сам любил шутить, «Знамя» получил «на ташкентском фронте», проработав всю афганскую войну в госпитале в Ташкенте… ну и в некоторых его «филиалах» тоже. Причем на парады отец надевал не свой орден, а первый орден прадеда: «дед сейчас не с нами, но хоть орден его должен выйти на парад», а когда отца не стало, лейтенант медицинской службы Халилова орден прадеда все время носила с собой: «хирурги Халиловы даже покинув нас, помогают раненым». Из Сирии капитан Халилова вернулась с орденом Пирогова на кителе и прадедовым «Знаменем» в его кармане. И с назначением в провинциальный Ковров.

Потом несколько месяцев работы «на ленточке», где в лечащего врача, как это постоянно случается, влюбился капитан-пехотинец Сухов, а двадцативосьмилетняя врачиха, как это случается исключительно редко, ответила ему взаимностью. И даже выбила ему перевод в «родной» ковровский госпиталь, когда срок ее службы «там» закончился. Впрочем, сама Гуля говорила, что выбрала капитана исключительно из-за шикарной квартиры…

Потому что несемейному офицеру — и даже врачу-орденоносцу — лучшее, что смогла предложить армия (хотя как бы и «временно»), была комната в офицерском общежитии. Где ее и навестил руководитель далекого чеченского села, девятерых парней из которого военхирург Халилова вернула из Сирии домой в здоровом и относительно целом виде. Навестил, поблагодарил (устно), даже здоровенный букет цветов преподнес. А спустя три месяца (выяснив, что и в других селах есть много «крестников» этой девушки), он приехал чтобы подарить ей великолепную пятикомнатную квартиру в центре города: жители всех этих сел, извещенные «о бедственном положении врача», скинулись кто сколько смог. А смогли они очень немало: хватило и на квартиру, и на шикарную ее отделку — но зачем одинокой женщине квартира, если нет рядом того, кто может в ней полочку повесить? Так что миниатюрная узбекская девушка (миниатюрная рядом в Валькой: сто семьдесят три роста и личный рекорд в жиме сто двенадцать килограмм — ведь хилые военврачи просто не выживают) с удовольствием пошла в ЗАГС со все еще немного хромающим капитаном в отставке. А когда она, после того как Валентин ответил на вопрос сотрудницы ЗАГСа «да», прокричала всем известную фразу, даже коллеги в госпитале её называли исключительно «Гюльчатай».

Так что орден Мужества получила уже майор Сухова, в один день с Валькой получила.

А Валентин устроился на завод имени Дегтярева, ведь он до армии успел закончить СТАНКИН. И всего за год работы на заводе догнал жену по числу орденов: за разработанную им (вместе с тремя другими инженерами) машину, делающую ствол к Корду или к КПВ почти втрое быстрее, чем это делалось раньше, его — вместе с товарищами, конечно — наградили орденом Почета. Причем не столько за быстроту нового производственного процесса, сколько за то, что теперь ствол КПВТ производил до трехсот выстрелов подряд без смены этого самого ствола…

Однако в семье Валя признавал старшинство жены, ведь его комиссовали капитаном, а Гуля была уже майором — и это «старшинство» как-то совершенно естественно распространилось и на деятельность клуба «в поле». Впрочем, распоряжения Гули исполнялись беспрекословно как раз потому, что они касались исключительно здоровья, санитарии и гигиены. И ее суждения по этой части сомнениям не подвергались…

Уже после свадьбы Оля, все же профессионально занимающаяся в числе всего прочего и статистикой, сообщила мужу, что если мужчину с фамилией Суворов и отчеством Васильевич зовут не Александром, то это значит, что у него есть старший брат с таким именам. Оля тоже была «профессиональной занудой», и когда все же нашла человека, не подходящего под ее формулу, она не успокоилась до тех пор, пока не выяснила, что у товарища фамилия по отчиму, и он получил ее в шестилетнем возрасте. То есть для членства в «клубе профессиональных зануд» она подходила идеально, хотя и узнала о нем лишь весной, когда Валентин Сухов обратился к ее мужу «за справкой». Муж, как раз Александр Васильевич Суворов, был по образованию геологом, и, используя свои знания, предположил, что молнии лупят в месторождение железной руды, а если исходить из геологической карты района — то, скорее всего, в крупную залежь пирита. А затем принял предложения Валентина «доказать это на местности». Тем более, что «все расходы» ребята брали на себя — так почему бы и не отдохнуть на природе да еще юность вспомнить? Ведь геолог Суворов вот уже четвертый год лето проводил не в полях, а в московском офисе…

Смирновы в клубе состояли практически с его основания, и во все экспедиции ходили. Когда Валя записался добровольцем и воевал, Валера даже парочкой экспедиций лично руководил (и именно он обнаружил… то, что никто не видел и даже не слышал о таком). По Российским полям и лесам и он, и Аня гуляли с огромным удовольствием — поскольку отдых на природе был очень полезен для здоровья, которое несколько подрывалось специфической работой на заводе в Электростали. Ведь то, с чем приходилось работать Валере, здоровья не добавляло, а уж его жена-химик… в общем, оба с удовольствием на природе копали и таскали, полной грудью вдыхая свежий воздух.